ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. О том, как Сиях-Гиль и Сам попали в лапы тюремщика Термеше, как Самак вызволил их из тюрьмы и познакомился с Сорхвардом [28]

тем временем Катран, Катур и Сейлем, разбив караульный отряд и захватив в плен Сиях-Гиля и Сама, отправились дальше, а на дороге Канун,

Кафур и Мехран-везир их дожидались. Было еще темно, когда богатыри подъехали к своим палаткам. Когда наступило утро, Газаль-малек воссел на тахт, и первый человек, который предстал пред очи его, был Катран.

Поклонился он земным поклоном царевичу, а тот как увидел Катрана, встал, обнял его, расспрашивать начал. Рассказал Катран, как было дело, потом приказал привести Сиях-Гиля и Сама. Тут пришли и Катур с Сейлемом, Мехран-везир с Кануном и Ка-фуром. Обрадовался Газаль-малек, похвалил Кануна, обласкал его, почет ему оказал. А затем распорядился казнить Сиях-Гиля и Сама.

Катран поклонился и молвил:

– О царевич, когда они нас захватили, оставили в живых и Держали взаперти, а ведь могли бы и смерти предать. Надобно заковать их в цепи и вместе с грамотой об одержанной победе отослать к Армен-шаху.

Газаль-малеку этот совет понравился, он приказал, чтобы на °боих пленников надели оковы, и вызвал двести всадников, чтобы сопровождать их.

Мехран поклонился и сказал:

– О царевич, да будет тебе известно, что от меня тебе проку не будет – я к ратному делу непригоден. Кроме того, я не могу оставаться в твоем лагере из страха перед Самаком, который непременно будет покушаться, чтобы меня выкрасть и убить. Ты ведь еще не знаешь, какой это скверный человек! А вот великому государю, отцу твоему, я могу пользу принести. Отправь меня к нему с этими людьми! Уж мы там что-нибудь придумаем, изловчимся, и царевича о том известим.

– Ладно, – согласился Газаль-малек.

Тогда Мехран-везир забрал свою жену, двух дочерей и казну, которую прислал в залог, и, присоединившись к ним, отбыл в Мачин.

Когда они покончили с этими делами, Катран-пахлаван сказал:

– Вели сегодня же начать сражение! Покажем им, как с ними поступать надлежит.

Газаль-малек приказал бить в военные барабаны, войско его оделось в железную броню и выступило на поле брани.

Хоршид-шах грохот барабанов услышал, своему войску повелел выходить. С обеих сторон ряды выстроились, старшины того и другого войска ряды выровняли, расставили по порядку правое и левое крыло, середину войска и передовой отряд.

Первым, кто вышел на поле со стороны Газаль-малека, был Катран. Конь под ним пегий, кольчугой накрытый, сам он в доспехах железных, в поножах и оплечниках, мечом перепоясан, с копьем в руках. В таком виде выехал он на поле, яростно крича, восклицая:

– О Хоршид-шах, вы, значит, спящих воинов захватываете?! Со спящим львом и лисица совладать может! Высылай на поле тех, что посмелее да половчее, пусть испытают, что такое ратное дело, узнают, что такое честный поединок! А то, когда льва в лесу нет, рысь больно разгулялась!

И еще много чего кричал он в том же роде, пока не выехал из войска Хоршид-шаха всадник – на вороном скакуне, сам в железной броне. Подлетел он к Катрану, страшным голосом закричал:

– О презренный, что за похвальба пустая? Покажи-ка лучше свою удаль!

Катрана смех разобрал от этих его слов – он сразу понял, что не под силу тому с ним тягаться. Перевернул он свое копье и древком ударил того юношу в грудь, так что из седла его вышиб.

Выехал новый воин на поле – Катран и его одолел. Одного за другим сразил он шестьдесят человек, а сам ни единой царапины не получил.

Пригорюнились воины Хоршид-шаха, никто на мейдан не выходит. Катран зычно закричал:

– Эй, Хоршид-шах, высылай на поле такого, чтоб хотя недолго выстоять мог! С подобными воинами тебе битвы не выиграть! Куда же ваш Фаррох-руз пропал? Пусть покажет свою доблесть! А коли он не идет, сам на мейдан выходи, погляжу я, к чему ты в ратном деле способен.

Когда Хоршид-шах увидел, что никто не выходит на поле брани, он спешился, подпругу у коня затянул покрепче, оружие на себе поправил, вскочил в седло и собрался выезжать на мейдан. Тут подошел Фаррох-руз, взял коня под уздцы, поклонился и сказал:

– Пока я жив, о шах, не допущу, чтобы ты на поле выходил. Пусть лучше тысяча из нас погибнет, чем ты хоть одного волоска лишишься. Нам есть замена, а ты незаменим.

Хоршид-шах ответил:

– Братец, не все ли равно – ты или я? Обожди здесь, а я выеду на мейдан, себя покажу, чтобы впредь знали.

– Клянусь пылью под ногами Марзбан-шаха, – говорит Фаррох-руз, – ты туда не пойдешь, пойду я и дам врагам отпор. Вот коли убьют меня – сражайся, сколько вздумается.

С этими словами он пустил коня вскачь по полю, подлетел к Катрану и закричал на него страшным голосом:

– О презренный, да кто ты такой, чтоб Хоршид-шаха на бой вызывать? Покажи-ка удаль свою!

Катран же при виде Фаррох-руза сказал себе: «Что же это Самак провалился куда-то, не идет нас разнимать? Я ведь устал. Впрочем, после того что он со мной сделал, глаза бы мои на него не глядели! Ну, да не беда».

Двинулся он к Фаррох-рузу и взревел страшно:

– О-го-го! Не по-вашему получилось, думали, захватили в плен и делу конец? Никого супротив вас не останется? Кабы вы меня в бою взяли, а не хитростью и обманом, когда я пьяный спал… Спящего богатыря и женщина слабая одолеть может! А ну, показывай, на что ты годишься?!

Замахнулся Фаррох-руз копьем, бросился на Катрана, и сшиблись они копьями с такой силой, что те в их руках, словно лозинки, согнулись, а от кольчуг только звенья полетели, но ни один не мог одержать верх. Тогда они взялись за лук и стрелы и стреляли друг в друга, пока не стали похожи на птиц пернатых. Натянули они поводья, бег коней сдержали, так как уже ночь близилась. Катран сказал:

– О богатырь, с тех пор как я вдел ногу в стремена доблести, не встречалось мне человека мужественнее тебя. Радуйся, о Фаррох-руз, ты против меня выстоял. А сейчас время позднее, разойдемся, другой раз опять встретимся.

Фаррох-руз ответил:

– Воля твоя, значит, завтра съедемся снова.

– Коли ты правду говоришь, дай мне руку, обещаем друг другу, что завтра вернемся на поле, – говорит Катран. А Фаррох-руз ему в ответ:

– Одного слова воина достаточно, в обещаниях и условиях нужды нет.

Вернулись они каждый к своему войску, и с обеих сторон барабаны отбой возвестили. Отправились войска на покой. Газаль-малек тотчас Катрану халат преподнес, обласкал его. Затем обе стороны дозорных выслали, а сами сели вино пить.

Тем временем Мехран-везир, который ехал с Сиях-Гилем, Самом и двумя сотнями рхраны в Мачин, выслал вперед гонца. Армен-шаху сообщили, что Сиях-Гиля и Сама, двух богатырей Хоршид-шаха, в оковах привели, а с ними Мехран-везир прибыл. Услышал это Армен-шах, обрадовался, приказал войску идти их встречать. Войско выступило из города, пошла об этом средь людей молва. Хаммар прослышал, отправился к себе домой и рассказал Самаку, что Сиях-Гиля и Сама в плен захватили и что с ними прибыл Мехран-везир, дружина шахская встречать их пошла, а как все это получилось, неизвестно.

Огорчился Самак, когда такие вести услышал, сказал:

– О горе, не знаю я, что там у Хоршид-шаха случилось, как этих мужей схватили. Надо мне выйти поглядеть, что там творится.

Хаммар говорит:

– Ты ведь в чужом городе, здесь все только и думают, как бы тебя поймать, из-за тебя всех подряд чужестранцев забирают – нельзя, чтоб с тобой беда случилась, жаль нам тебя будет.

– Отец, не беспокойся, – отвечает ему Самак, – приведи мне лучше осла да старый кафтан и шапку дай.

Хаммар доставил ему то, что он просил, Самак натянул старую одежду, нахлобучил на голову старую шапку Хаммара, бросил ослу на спину мешок, взгромоздился сверху и поехал по самой людной части города, пока не добрался до городских ворот. Остановил он осла в уголке и стал наблюдать. А мимо как раз дружина проходила. Видит Самак, Мехран-везир рядом с Шахран-везиром шествует – разнаряженный и разукрашенный, в одежде с царского плеча. Посмотрел на него Самак и сказал себе: «Так я и знал, что все это зловредный негодяй Мехран устроил! Ну, ладно! Я так отомщу этому мерзавцу, что другим неповадно будет!»